Мир на земле. Что может быть ценнее? Годы военного лихолетья заставили старшее поколение жить в неволе под вражеским игом, каждый день ощущать нестерпимый голод, переносить издевательства фашистов, видеть смерть и повсюду чувствовать её дыхание. К сожалению, чем дальше уходят в прошлое страшные события Великой Отечественной войны, тем сложнее сохранить правду о тех ужасных событиях. В 1941-1945 гг. погиб каждый третий житель Беларуси, а это почти 3 млн человек, многие стали жертвами геноцида. Память живых — возможность прикоснуться сердцем к трагической странице в истории Беларуси.
О том, что происходило на оккупированной фашистами территории района, рассказывают свидетели геноцида.
Виталий Иосифович ПОЗНЯК
Родился узником
Виталию Иосифовичу ПОЗНЯКУ сейчас 78 лет. Он проживает вместе с супругой в Крупейках в большом просторном доме, где царят уют и тёплая атмосфера. Но так было отнюдь не всегда…
О жестоких испытаниях в немецком лагере, в котором появился на свет герой публикации, ему рассказывала мама, Акулина Андреевна. О том, как в 1943 фашисты сожгли деревню Синск, а жителей отправили в Германию…
— Мать с двухлетним сыном и двумя родными сёстрами оказалась в немецком лагере. Сегодня сложно даже представить, что чувствовали беззащитные женщины в этот страшный период жизни. Каждый день пленники работали до изнеможения, от темна до темна, почти всё время голодая. Поэтому многие попросту не выживали. Там каждый день мог стать последним. Вскоре маму и ещё 12 человек забрал к себе фермер. Трудились они много и тяжело, на поле и по хозяйству. Одно было хорошо: немецкая семья не давала своим рабам умереть с голоду. Там мама познакомилась с моим отцом Иосифом, уроженцем Западной Беларуси. Они встречались украдкой, и эти короткие свидания были спасительным островком, — рассказывает В.И. Позняк. — 10 июня 1944 родился я. А вскоре пришло долгожданное освобождение от союзников. Американцы, а это были именно они, предлагали хорошие условия жизни и труда в их стране. Многие приняли столь заманчивое предложение. В их числе оказался и мой отец. А мать не согласилась. Её душа тосковала по Родине. Пройдя так называемую фильтрацию, в конце августа 1945 года мы добрались домой.
Находясь в заключении, мама потеряла связь с сёстрами. Вернувшись, она оказалась совсем одна, без жилья, с двумя малолетними детьми. Повсюду царили разруха и голод. Надо было начинать всё с нуля. На помощь одинокой матери пришли односельчане: помогли соорудить землянку, а со временем — небольшую хатку. Чтобы заработать на пропитание, сельчане трудились на полях в соседних деревнях. За работу получали немного картошки и семян. Благодаря этому люди выжили зимой и смогли засеять землю весной. Уже в 11 лет мы со старшим братом Николаем трудились наравне со взрослыми. Послевоенное поколение детей быстро взрослело…
Из воспоминаний
жительницы д. Ястребка
Клавдии Ивановны
ДАНИЛЕНКО, 1933 г.р.:
— Мне сложно вспоминать военное время. Эта была борьба за выживание. Немцы налетели на деревню словно смерч, разрушив в один миг жилища и постройки. Всех жителей отправили в лагерь. Не избежала этой горькой участи и наша семья: мама, я и четверо братьев. До железнодорожной станции шли пешком, а затем нас поместили в вагоны товарного поезда и повезли в Германию. Многих распределяли на работу к помещикам. Нашу семью отправили к фермеру. Трудились тяжело, в поле работали до темноты. Сил с каждым днём становилось меньше. Кормили всего раз в день. Давали брюкву и маленький кусочек хлеба. От дикого голода мутнело сознание. Всё время хотелось есть. Одно хорошо: хозяин нас не обижал. Можно сказать, это было нашим спасением. Другим повезло меньше. Над ними издевались. Многие не дожили до освобождения.
Татьяна Дмитриевна ПОЛИВАЧ
Ужас не во сне, а на яву
Татьяна Дмитриевна ПОЛИВАЧ из Удалёвки хоть и была совсем маленькой до сих пор не может забыть престольный праздник Вознесение Господне, который отмечали 6 июня. И в тот год, по старой традиции, несмотря на тягостное военное настроение, женщины готовили скромные угощения, чтобы вместе с солдатками посидеть, поплакать и вспомнить своих мужчин, отцов и сыновей. Но именно в этот день немцы с особым зверством стали выгонять сельчан из домов и поджигать опустошённые жилища. Вся деревня сгорела дотла. Но страдания только начинались. Впервые и навсегда пятилетняя девочка поняла смысл слова «сортировка», когда на Вулкане молодых и здоровых женщин, девушек и юношей отправляли в один сарай, а матерей с маленькими детьми и стариков сгоняли в заброшенное гумно. Тут же заперли ворота и облили постройку керосином. Люди в ужасе кричали и голосили, кто-то тихо молился Богу, прощаясь с родными. От смерти людей спас поступивший приказ всех везти в Германию…
Женщина с болью признается, что даже сейчас порой чувствует гарь крематория, перед глазами видятся огромный барак, дощатый скат, по которому съезжают тела людей… прямо к печи… В такие моменты ужас перехватывал дыхание, а мамина юбка, за которой девчушка пыталась спрятаться, казалась каменной стеной. После очередной сортировки в Дрездене маму с Таней отправили к хозяину на работу. Смерть обошла их стороной.
Они дождались освобождения. Только встретили белорусов истрепанные ветрами кусты сирени да милые березки, покрытые пеплом пожарищ и политые кровью погибших солдат. Первое время жили в ямах и шалашах, голодали, питаясь травой, горькими липовыми листьями, желудями да гульками. Да, приходилось трудно, но все понимали: надо выжить, чтобы отстроить и уберечь освобожденную землю.
Из воспоминаний
Г.П. Черненок,
жительницы деревни Глушец
(по материалам книги
«Память»):
«Ночью в наш дом зашли двое солдатиков. Всё расспрашивали, сколько немцев в деревне, где располагаются их пушки и танки, а потом посоветовали нам бежать, так как скоро наши начнут наступление и от деревни ничего не останется. Служивые были совсем молоденькие — один родом из Брагина, а другой — из Хойник. Просили, чтобы мы рассказали их близким, где они погибнут. Наверное, чувствовали, бедненькие, свою смерть. Утром мы узнали, что их поймали немцы, били, а потом обмотали неводом, облили бензином и сожгли. Я со своим сыночком и ещё несколько человек спрятались на берегу озера за деревней. А через два дня из-за реки из-под Любеча начали бить наши пушки и «катюши». Долго шли бои за нашей деревней. Когда всё стихло, и мы выбрались из укрытия, то не увидели ни одного дерева, ни одного дома — одни только ямы и жёлтый песок вокруг. Страшно было, думали, погибнем, но выжили…»
Подборка сделана из архивных материалов редакции.