«У каждого подвига есть свои герои и те великие люди, кто вошел в бессмертие, гордо встретив свою погибель во имя спасения Родины…» Именно с этих слов начинала когда-то писать свой дневник сестра Героя Советского Союза Тимофея Бородина. Этот ценный свод воспоминаний сегодня хранится в моем семейном архиве. К 105-летию со дня рождения Тимофея Степановича публикуем уникальные выдержки из дневника Лидии Бородиной.
«Страшную трагедию пережил в дни войны наш Гомель. Он был одним из первых городов, которые с самого начала войны подверглись воздушному нападению фашистской авиации…»
Большой вклад в разгром немецко-фашистских захватчиков внесли партизаны и подпольщики города. Из дневника Лидии Бородиной: «В начале августа 1941 года был создан партизанский отряд «Большевик». Командиром избрали Илью Федосеенко, комиссаром — Емельяна Барыкина… Отряд руководил всей работой подпольщиков Гомеля. Ни на минуту не останавливалась борьба в оккупированном городе. Одним из руководителей оперативного центра был мой брат Тимофей…»
Сестра Тимофея Степановича писала: «Война застала Тимофея в западной Беларуси, куда он был направлен по заданию горкома партии на строительство оборонных сооружений. В начале августа 1941 года изнеможенный Тима добрался до Гомеля. Здесь он увидел, что и в его город пришла война… Проходя мимо фабрики «Полеспечать», Тима заглянул во двор. Там стояли грузовики, оборудование и станки фабрики. «Эвакуация», — понял Тимофей и устало присел на одну из разобранных машин. Молодежь его встретила радушно и сразу засыпала вопросами: «Где был? Что на фронте? Почему эвакуация идет всего оборудования фабрики?» Тимофей отвечал, как мог, и в заключение сказал: «Трудно, я знаю, и все же мы победим, хлопцы».
Домой Тима забежал ненадолго, только известить родных, что он уже в Гомеле. И опять отправился на фабрику, где помогал демонтировать оборудование для отправки в тыл страны.
Как-то утром его вызвал директор фабрики и сказал зайти в горком партии. Там Тимофею предложили оставаться в городе для ведения подпольной работы. Для Тимофея встал вопрос подобрать 2-3 проверенных товарищей. Он стал перебирать в памяти всех комсомольцев фабрики и его выбор пал на Лёву Шулькина. «Он отчаянный, не подведет в трудную минуту», — подумал Тимофей.
К нам на квартиру приходили Федосеенко, Барыкин, знакомились с родными: надежные ли люди, смогут ли в трудную минуту помочь Тимофею. В один из дней к нам привезли ящики с взрывчаткой, которые закопали в саду.
Тимофей и Лёва Шулькин с группой товарищей проходили обучение в Новобелицком лесу. Там они изучали устройство мин, изготовление зарядов взрывчатых веществ. Здесь в лесу он познакомился с Тимофеенко, который также был оставлен в городе для организации и ведения подпольной работы».
Вскоре встал вопрос о взрыве элеватора. Тогда Тимофей Бородин и Лёва Шулькин начали изучать подходы к нему и организацию охраны, следить за сменой часовых. О том, как это было, в описании сестры Лидии: «В один из дней Тима и Лёва вышли из калитки нашего дома и пошли в направлении улицы Фрунзе, чтобы потом берегом реки незаметно пробраться к элеватору. На улице их остановили немцы. Сестра Антонина вышла из калитки, она несла в корзине взрывчатку. Увидев, что Тима и Лёва стояли с поднятыми вверх руками, их обыскивали, она быстро вернулась во двор и предупредила маму. Взрывчатку она выбросила в туалет и сразу же выбежала на улицу. Немцы вели арестованных Тимофея и Лёву. Мама тут же стала их просить: «Это мои дети, они шли в город, чтобы устроиться где-нибудь на работу». Но немцы ее оттолкнули, и мама упала.
Тимофея и Лёву доставили в контрразведывательный отдел комендатуры по улице Пролетарской. При обыске у них ничего не обнаружили. Лёва успел уничтожить схему вентиляционных каналов элеватора. После начались допросы. Маме Тимофея Бородина, которая прибегала к комендатуре и просила отпустить детей, через переводчика сказали: «Их отпустят, если старая принесет справку, что те не партизаны и не пришли из леса».
Лидия Бородина об этом писала так: «Папа написал справку, и мама пошла к соседям, чтобы собрать подписи. Несколько соседей подписали справку, а многие отказались. Тогда сестра Валентина, которая работала учителем в деревне Старые Дятловичи, пошла к знакомым, чтобы те оставили подписи. А в это время немцы вели допрос Тимофея и Лёвы. Устроили они очную ставку с предателем Михаилом Востриковым. Он был сыном расстрелянного белогвардейца. Решив свести счеты с советской властью, он написал донос в комендатуру на Тиму и Лёву. Хотя Востриков ничего не знал, только догадывался, что Тима и Лёва не просто так остались в городе. Указывая на Лёву, предатель сказал, что его фамилия не Соловьёв Леонид, как числится по документам, а Шулькин. Лёву тут же вывели из здания и расстреляли во дворе».
Позже Тимофея Бородина выпустили, не потому что поверили справке, дальнейшая цель была выследить остальных товарищей. Придя домой и посоветовавшись с отцом и матерью, в одну из сентябрьских ночей он отправился в лес, где находился отряд. Там он рассказал о первой неудаче и гибели товарища.
Из дневника: «Тимофею руководство отряда посоветовало: раз немцы его направляют работать в типографию, значит, у них нет подозрений. Нужно войти в доверие, а потом действовать. Также рекомендовали: пусть сестры Антонина и Лида устроятся в немецкий госпиталь, чтобы можно было доставать медикаменты и перевязочный материал для отряда.
Работая в типографии, где фашисты печатали свои обращения к населению, удостоверения и другие документы, Тимофей однажды набрал текст листовки с призывом: не подчиняться фашистам. Печатались листовки вместе с немецкими объявлениями…
Позже брат Женя и сестра Нина начали приносить в типографию Тимофею что-нибудь покушать в чугунке, а обратно в нем выносили листовки, удостоверения. Эти печатные документы множили и разносили на другие явочные квартиры для распространения».
На квартире подпольщика Медведева, которая находилась по улице Дзержинского, Тимофей Бородин познакомился с Иваном Шиловым. Войну тот встретил старшим лейтенантом, заместителем начальника штаба по разведке 810-го стрелкового полка. В июле-августе 1941 года полк участвовал в оборонительных боях на Гомельщине, понес большие потери и попал в окружение. Иван Шилов пробрался к родственникам в деревню Бобовичи, а после устроился работать на электростанцию. Он прекрасно владел немецким языком. После тщательной проверки Шилова, Тимофей Бородин и Роман Тимофеенко решили достать для Ивана документы немецкого командования, чтобы у того была возможность осуществлять диверсии в немецком окружении.
Из дневника Лидии Бородиной: «Пропуск-удостоверение для Шилова был сделан на имя обер-лейтенанта Фридриха Генке. Форму немецкого офицера для Вани Шилова Тимофей поручил нам с сестрой Антониной принести из госпиталя. Скоро форму мы вынесли в ведре с помоями. Так появился немецкий офицер Генке. Иван Шилов часто бывал на вечеринках, где от подвыпивших немцев добывал ценные сведения о передвижении и дислокации немецких войск».
Узнав, что на окраине Гомеля оккупанты разместили мастерские по ремонту танков, подпольщики решили взорвать их. Иван Шилов изучил возможные варианты проникновения в помещение, уточнил время смены охраны. В октябре, когда на город опустилась ночь, смело вошел в мастерские, заговорил с охранником на немецком языке, представившись офицером по особым поручениям, отвлек его внимание. А тем временем подпольщики Бородин, Тимофеенко и Железняков незаметно прошли в здание и подожгли его. Сгорело все: мастерские, танки, инструменты. Через несколько дней взлетел в воздух склад горючего в районе Новобелицы, где хранились десятки тонн бензина. За ним последовал ресторан, где любили проводить время фашисты. В результате последней операции погибло около ста гитлеровских офицеров.
Весной 1942 года готовилась операция по взрыву электростанции, но провести ее так и не удалось. 9 мая Тимофея Бородина, Ивана Шилова, Полину Чистякову, Веру Андреенко и Галю Федоренко арестовали гитлеровцы. Чуть позже в Новобелице схватили Федора Желязнякова. Роман Тимофеенко шел на конспиративную квартиру Натальи Карпенко, но около дома ему преградила путь группа фашистов. Роман бросил гранату, стал отстреливаться, но уйти ему не удалось. Он погиб в перестрелке.
Зверские пытки перенесли патриоты в фашистских застенках, но ни один из них не выдал своих товарищей по борьбе, не назвал дислокацию партизанского отряда.
Тимофей Бородин через уборщицу тюрьмы Матрену Коваленко родным передал три записки. Четвертое послание, написанное на окровавленном носовом платке, оказалось предсмертным: «Родные! В последний час пишу Вам. Видно, моя такая судьба, чтобы умереть от пули. Мама, папа, Валя, Тоня, Нина, Лида, Женя, Володя, Аркадий, Саша, если я был к кому несправедлив, простите меня. Дорогие, берегите себя, не обижайте друг друга. Папа, берегите Тоню и Сашу. Привет в предсмертный час всем родным и знакомым. 20.06.42 г., Бородин Тимофей Степ.»
После зверских пыток, которые длились больше месяца, Тимофей Бородин был расстрелян в районе Лещинца. Ему было 24 года.
Завершая свои воспоминания, Лидия Бородина написала: «Подвиг во имя Родины — это проявление патриотизма. Забвение не коснется погибших, мы слышим биение их сердец, тех, кто освобождал Европу от немецко-фашистских захватчиков. И когда в музеях читаешь маленькие записки, письма, написанные в предсмертный час, понимаешь: не мог у этой войны быть другой конец — только Победа».
sozhnews.by
